Я танцевала, и вдруг на меня нахлынуло дикое желание кусать губы. Тут же рой запрещающих мыслей пронесся в голове: «Что ты делаешь, это же настолько явно! Это прямое выражение сексуального желания, что подумают другие?!». Но мои губы тоже хотели танцевать, и их танец выражался именно так – в покусывании – то, что обычно воспринимают за желание секса. И я подумала: «Здесь же мало кто смотрит друг на друга, половина танцуют с закрытыми глазами, и я многих не знаю – поэтому я разрешаю себе такой танец». Как только я отпустила себя, мои губы повели меня по залу, как будто по следу. Образ древнего охотника, идущего по следу, промелькнул у меня в голове. Я как бы искала что-то губами, и вдруг почувствовала еле заметный, прозрачно-незримый след чего-то неуловимого и не имеющего образ. Это похоже на касание ветра. Что-то танцевало и вело. Что-то не умеющее говорить словами, но умеющее достучаться через образы, движения, жесты. Что-то рассказывающее свою историю через танец. И я заворожено танцевала эту историю вместе с этим, чему я не могу дать название. Тогда я еще не понимала, какие слова будут проявлением этого танца.
Ночью мне приснился сон. Сильный ветер, такой сильный, что его шум складывался в слова: «Выйди из ограничения: «Я – женщина». Посмотри на это по-другому». И все сложилось в четкую картинку.
Если бы я не разрешила себе откровенно сексуальные жесты, я бы не обнаружила себя идущей по следу.
Что если нечто проявляется не только через танец, рисунки, песни, но и через то, что люди привыкли называть сексуальностью? Что если такие обильные запреты на проявление сексуальности, это больше запрет на связь с миром духовным? Что если многие люди принимают свое желание быть ближе к этому нечто, за желание быть с кем-то в сексуальной связи? И что если в осознанном сексе есть присутствие этого нечто?
Конечно, я не первая, кто говорит об этом. Но можно много раз прочитать или услышать, но лишь через прочувствование того или иного явления, факт становится реальностью в картине мира человека. Для меня танец «охотника, идущего по следу» оказался освобождением от сексуальности, от восприятия себя только как тела женского пола. И в этом освобождении намного больше истинной сексуальности, в которой есть не только тело, но и нечто большее.
Инна Гуляева